С поэзией, как и со спиртным в случае зависимости, когда-то надо завязывать...
Я не люблю, когда наполовину
или когда прервали разговор.
Владимир Высоцкий,
«Я не люблю фатального исхода…»
...Иначе смерть. В случае с зеленым змием физическая, в случае поэзии – творческая или всеобщий позор. Даже Александр Пушкин в свои 35 лет уповал на творческий застой. Наши же некоторые поэты (и прозаики) пишут до гробовой доски. А доска эта к кому-то является в очень преклонном возрасте.
Тамара Краснова-Гусаченко
Михась Южик штрихами разобрал одну из стихоформ Тамары Красновой-Гусаченко в переводе Николая Шабовича. Рефлексии поэтессы поместили в деградирующий журнал «Полымя». При ревностном отношении к текстам и критике, я не смог довольствоваться разбором грамматики, – несомненно, важным, – и меткими замечаниями критика. Нашел оригинал «творения» поэтессы. Теперь у меня три варианта: оригинал, перевод и обратный дословный (подстрочный) перевод с перевода Н.Шабовича. Отмечу сразу: разбирать их – одно удовольствие. Только ради этого стоит заниматься критикой в период упадка литературы.
|
Белое пламя листа (оригинал)
Ночь, как вечность длинна. Всё на свете |
Белое пламя письма (листа) (дословный – подстрочный – перевод с варианта Н.Шабовича)
Шагает ночь по зеленой планете, За верстою сереет верста. Только там, в моем кабинете, Меня пламя зовет письма (листа).
Чистоты неземной многоголосие. Так блестел бы и в Африке снег. Обо всем, что со мной произошло, Лист зовет рассказать. Как на грех,
Нарушаю обеты молчания, И уже слово через боль-завет Прорастает из души неистовой, Полыхает и просится в мир.
И рука уже строчки выводит, Хотя мое опустело жилье... Ночь мигом коротким уходит. Вот он, лист. Вот оно, стихотворение. И свет! |
Белае полымя ліста (пераклад М.Шабовіча)
Крочыць ноч па зялёнай планеце, За вярстою шарэе вярста. Толькі там, у маім кабінеце, Мяне полымя кліча ліста.
Чысціні незямной шматгалоссе. Так зіхцеў бы і ў Афрыцы снег. Аб усім, што са мной адбылося, Ліст заве расказаць. Як на грэх,
Парушаю зарокі маўчання, І ўжо слова праз боль-запавет Прарастае з душы апантанай, Палыхае і просіцца ў свет.
І рука ўжо радочкі выводзіць, Хоць маё апусцела жытло… Ноч імгненнем кароткім сыходзіць. Вось ён, ліст. Вось ён, верш. І святло! |
Конечно, Микола не мог выправить ужасную рифмоформу. Он и не старался особо. Более того, на «троечку» переведена лишь последняя строфа, а три предыдущие исковерканы до неузнаваемости, с изменением событий.
Вначале обращусь к оригиналу, который сплошь отмечен красным маркером. Я как-то просил: милая Тамара Ивановна, не пиши больше стихов и не публикуйся. Не послушала. Южик правильно сказал: «стыдно… выставлять себя на посмешище. Перед паствой в виде студентов хотя бы, или перед подчиненными Витебского отделения СПБ (перевод мой – А.Н.)».
Первые две строки кроме удивления ничего не вызывают.
Ночь, как вечность длинна. Всё на свете
Передумано. Улица в раме пуста.
Длинная вечность – оригинально. Передумать «все на свете» не смогут даже собранные воедино люди за все времена. Неудачное сравнение (переносный смысл). А что такое «улица в раме пуста»? В раме окна? Так откуда там она взялась? Или в раме картины?
Затем поэтесса удивляет «молчаливой чистотой» («разговорчивая чистота») и казусом с Африкой. Даже в любых смелых фантазиях трудно представить, чтобы на всю Африку выпал снег. «В Африке» может выпасть и выпадает снег, но на Африку…
Дальше продолжается из разряда Каймании. Просто страх. Прочтите внимательно, уважаемые читатели. Как можно было такое «родить» – непонятно.
…Обо всём, что случается с нами,
Лист зовёт рассказать, невзирая на грех
Нарушений обетов молчанья,
Извлечения слова из лона на свет,
А его неуёмное пламя
Полыхает, пылает, и выхода нет…
Трудно комментировать. Что за «грех листа»? А «извлечение слова из лона на свет». Это что, из утробы? Чревовещание? Или вовсе из чресел? Убивает наповал длинное сложное предложение на две с половиной строфы. Этакий катрен, из прозы.
А «неуемное пламя листа», что такое? Жуть, она и в Африке жуть.
После идет резкий переход к конкретным событиям, появляются традиционные «и» поэтессы. Оказывается, ночь уже не «длинна, как вечность», а «мгновением кратким уходит». Лист не «исписан», а «исчеркан». «И вот – этот крохотный свет» – это что, творение поэтессы? Так лучше бы его, этого света, не было. Какой-то он блимкающий и раздражающий…
В произведении два основных героя. Получился своеобразный гештальт (фигура-фон). Говоря о гештальте, часто демонстрируют известные картинки: Фрейд и обнаженная женщина; молодая и старая дама; бокал. Зритель видит сначала что-то одно.
Итак, с одной стороны – «чистоты молчаливой лист» с белым, неуемным пламенем. Здесь приходит на ум «На нем шкура горит» или «Искать приключения на свою задницу». Вот и лист ожидает сладострастно, пока его не начнет черкать поэт. Садомазохист какой-то получается. Пиит все же приходит, неистово черкает шариковой ручкой и лист благодарный дополнительно светится…
С другой стороны можно обнаружить автора, который, возможно, находится в не совсем хорошем, а то и депрессивном состоянии: ночь, «как вечность длинна», множество мыслей лезет в голову, пустынная улица за окном (или на картине)… Но поэта манит белоснежный лист, «за стеной, в кабинете» (возможно, пиит уже в своей спальне) и он идет к листу, поскольку его «зовет белое пламя листа», который жаждет приключений… Работа кипит ночь напролет, которая уже совсем не бесконечная. В результате – свет, «крохотный свет» из лона. Наверное, автор подразумевает светоч, который он несет людям. Трогательно.
Такая метаморфоза получается с этим произведением.
Микола Шабович
Перевод Николая Шабовича и подстрочник проанализируйте сами, уважаемые читатели. Нет боле сил у меня изучать эту «поэзию» из лона…
Алекс Новікаў
